О современном положении духовных семинарий в интервью журналу «Нескучный сад» рассказал заместитель председателя Учебного комитета Русской Православной Церкви протоиерей Максим Козлов.

— Очевидно, что Московская и Петербургская духовные школы хороши, но часто можно услышать, что провинциальные семинарии оставляют желать лучшего, это действительно так?

— К концу советской эпохи на всю Русскую Церковь у нас было три духовные семинарии: в Москве, Ленинграде и Одессе, и две духовных академии: Московская и Ленинградская. Кроме того, функционировала аспирантура при Отделе внешних церковных сношений.

Никаких других учебных заведений на тот момент не было, пока решением Юбилейного Собора 1988 года не были открыты Тобольская семинария, Ставропольская и Киевская. Позже, когда Церковь получила свободу, ей понадобились пастыри, и наряду с лавинообразным открытием храмов и монастырей так же стремительно открывались и духовные школы. Разного уровня. Понятно, что делать это было необходимо, потому что тогдашнюю ситуацию можно уподобить военной: во время Великой Отечественной войны вместо регулярных военных училищ и институтов офицеры проходили ускоренные офицерские курсы, потому что нужно было хоть кого-то посылать на фронт. Так в начале 90-х духовные училища заменили полноценный семинарский курс, людей часто рукополагали без духовного образования, при условии, что они заочно поступят в семинарию, это было лучше, чем ничего, потому что паства жаждала открытия храмов и возобновления там богослужений. Тщательно следить за уровнем образования в те годы было фактически невозможно. Не хватало книг, преподавателей, пособий, но многое из перечисленного восполнялось энтузиазмом.

— Кто тогда преподавал в этих семинариях?

— Это были выпускники наших академий, иногда очники, иногда заочники, а то и просто клирики, имеющие хотя бы полное семинарское образование. Их главной задачей было не развивать науку, а поделиться той традицией, носителями которой они сами были. Постепенно времена менялись, нулевые годы — это уже не 90-е, так что и требования к подготовке преподавательского состава, открытию семинарий становились все более жесткими.

— Сегодня уровень образования, который дается в православных семинариях, сопоставим с уровнем светского вуза?

— Сегодня, как справедливо указал Патриарх на последнем Соборе, большинство наших семинарий соответствуют уровню бакалавриата, если сравнивать их со светскими вузами, и лишь некоторые могут претендовать на уровень магистратуры. Откуда мы это знаем? Этой осенью Учебным комитетом была предпринята инспекция всех духовных семинарий, находящихся на территории Российской Федерации, в результате чего был составлен рейтинг.

Мы оценивали по многим параметрам: это знания студентов на выходе, уровень методического обеспечения, материальные условия. Кроме того, мы предъявляли и те требования, которые предъявляет к лицензированным учебным заведениям Рособрнадзор, чтобы в случае их проверки быть уверенными, что наши семинарии такую проверку пройдут.

Рейтинг — это внутренний документ, и я не могу вам его зачитать, но могу сказать, что по результатам проверки у нас есть ряд очень крепких семинарий, которые дают очень даже неплохое образование: кроме МДА и СПбДА, это Сретенская семинария в Москве, Смоленская семинария, Коломенская, Саратовская, Томская, Казанская, Рязанская, Воронежская, Тобольская, Хабаровская. Там налажен учебный процесс. Есть и те, чей уровень крайне низок. Они находится в самом конце рейтинга, и в ближайшем будущем им предстоит доказать свое право носить имя семинарии. Я не буду их перечислять, но скажу, что всего из 36-ти семинарий таких проблемных у нас как минимум три-четыре.

— Каким образом Вы диагностировали знания студентов?

— Это несложно установить. Устный опрос дает достаточно ясное представление об уровне семинаристов, кроме того, мы проводили письменные тестирования.

— Но Вы же знаете, что в России любят к приезду всяческих комиссий из центра строить «потемкинские деревни», выдавать желаемое за действительное…

— Я не думаю, что это наш случай, ведь если есть библиотека — вам есть чего показать, а если библиотеки нет, то ее невозможно создать за два дня до инспекции. Или каталог есть, или его нет.

— С какими проблемами пришлось столкнуться?

— Главной проблемой провинциальных семинарий, на мой взгляд, практически везде остается ситуация с кадрами. В частности, это связанно с тем, что те преподаватели, которые там работают, как правило, являются клириками и обременены приходскими заботами. Если этих клириков не разгружать, у них почти не остается времени на преподавание.

Выходом может оказаться и применение дистанционных технологий. Например, сегодня у нас создается система, позволяющая студентам провинциальных семинарий слушать прямые трансляции лекций ведущих столичных профессоров.

Пока эта система работает только в тестовом режиме, но в ближайшем будущем она позволит проводить вебинары, организовывать обратную связь. Такие лекции могут быть официально включены в учебный план, особенно в тех случаях, когда администрация понимает, что лучше будет послушать московского профессора, чем своего не очень подготовленного батюшку, которого приспособили вести какой-то специальный предмет, а он им не вполне владеет.

Другой существенной проблемой является небольшое число учащихся. Пять-семь человек на курсе — это очень мало, и содержать ради них целую семинарию — это слишком дорого, получается, что церковные средства расходуются неэффективно.

— В церковной прессе неоднократно звучали предложения закрыть подобные семинарии, объединить их с более успешными, чтобы не профанировать образовательный уровень. Ведь есть регионы, где и вовсе невозможно создать полноценную семинарию…

— Тут важно не рубить сплеча, разрушать всегда проще, чем создавать. Не нужно спешить с закрытиями, хотя в этих предложениях и есть здравое начало. Что касается региона, то дело тут не в регионе. Многое зависит от личности правящего архиерея, от тех усилий, которые он тратит на организацию и обеспечение учебного процесса.

Другое дело: что нам делать с начальными духовными учреждениями, в первую очередь с училищами, которых до сих пор остается достаточно много? Я убежден, что лучшие из училищ должны стать семинариями, а остальные — перестать быть учебными заведениями, окончание которых дает право быть рукоположенным в священный сан. Они могут быть как-то перепрофилированы, могут готовить иконописцев, певчих, чтецов, других церковных работников, но не священнослужителей.

— Как определить минимум знаний, который должен получить семинарист?

— Есть сложившееся в церковной среде представление об основных блоках духовного образования: это история Церкви, догматическое богословие, святоотеческая литература, библейские дисциплины, практические дисциплины, дополнительные гуманитарные предметы. В каком объеме должны читаться последние? Что касается истории, философии, политологии, мы стараемся, чтобы их объем соответствовал программам светских университетов; во всяком случае, сегодня в семинариях их преподают в объеме никак не меньшем, чем в большинстве провинциальных вузов.

Время обскурантистского отношения к светским предметам в семинариях прошло, и сейчас, наверное, никто не решится озвучить идею, что социология или политология не нужна священникам, хотя, возможно, кто-то так и думает.

— На Западе, например, в некоторых американских духовных школах, чтобы туда поступить, сперва нужно закончить светский бакалавриат или так называемый курс General studies. Это позволяет сэкономить силы и не тратить время на получение необходимого гуманитарного бэкграунда…

— Я согласен, что светский бакалавриат может стать хорошим фундаментом для духовного образования. С идеальной точки зрения это могло бы позволить абитуриентам поступать в семинарию в более зрелом возрасте, так, чтобы к выходу из семинарии они были лучше готовы к пастырскому служению. Но это не дело ближайшего будущего. У нас не настолько много абитуриентов и не такой высокий конкурс, чтобы мы могли себе позволить выдвигать какие-то дополнительные условия. Хотя в Московской духовной семинарии обычно каждый год до трети абитуриентов имеют светское законченное высшее образование. И это хорошо. Большинству это только помогает.

— Недавно наша Церковь перешла на болонскую систему. Священников теперь готовят по схеме: бакалавриат — магистратура — аспирантура. В своих интервью некоторые церковные ученые жалуются, что подготовить специалиста за два года магистратуры невозможно. Вы согласны с такой критикой? Раньше в академии семинаристы учились в течение четырех лет, а завершив академический курс, защищали диссертацию кандидата богословия.

— Сегодня кандидатскую диссертацию защищают не в рамках основного академического курса, а в рамках аспирантуры. Магистратура в академии — это два года, аспирантура — еще два, так что получаются все те же четыре года старой академии, так что срок на подготовку диссертации не сократился.

— Тогда в чем был смысл реформы?

— Далеко не все выпускники магистратуры попадают в аспирантуру, кандидатская степень теперь остается только для тех, кто предполагает связать свою жизнь с церковной наукой. Выпускник академии будет получать магистерскую степень, которая будет позволять ему занимать определенные должности в церковном управлении, нести более ответственное церковное служение.

— Традиционно считается, во всяком случае, в светской академической среде, что полноценный образовательный процесс немыслим без науки. Семинарии теперь приравниваются к высшему образованию, но почему церковная наука почти не развивается в провинции?

— Это не совсем так, есть среди провинциальных преподавателей и настоящие ученые, просто их имена не так известны, как имена профессоров столичных академий, но многие семинарии выпускают свои сборники, публикуют научные статьи.

Уровень этих статей очень разный, и актуальной задачей сегодня является создание в церковном образовании стандартов и требований, которые будут относиться и к учебной, и к научной работе. Хотя, с другой стороны, я могу согласиться с Вами: понимание того, что такое кафедра, которая является базовой структурной единицей любого учебного заведения, только входит в жизнь наших духовных школ.

— Подводя некую черту, хочется спросить: а зачем Церкви в принципе нужна своя система образования? На западе богословские факультеты обычно инкорпорированы в состав светских университетов, их студенты, пока проходят свое обучение, находятся в светской среде. Возможно, стоило бы позаимствовать этот опыт?

— У католиков есть и семинарии, и университетские факультеты, причем в семинариях готовят в первую очередь священнослужителей, а в университетах — церковных администраторов и ученых. Семинарию можно сравнить с пединститутом. Он ведь тоже готовит не ученых, которые добывают новые знания, а людей, которые должны полученные знания транслировать. В то же время любой педагогический вуз озабочен воспроизводством собственных научных кадров. Кто-то из его выпускников поступает в аспирантуру, становится преподавателем. Так и Церковь. Церкви необходима наука, и хотя далеко не каждый священник обязан быть церковным ученым, но без церковных ученых, без историков, без богословов будет просто невозможно решить огромное число задач, стоящих перед Церковью.

Сомневаюсь, что можно обойтись без семинарий, полностью положившись на светскую образовательную систему. Семинария должна оставаться базовым элементом в системе подготовки священнослужителей, потому что только в семинарии можно полноценно объединять образовательный процесс с воспитанием будущих пастырей. Я совсем не склонен идеализировать воспитание в наших семинариях, но, тем не менее, тем-то и отличается духовная система от светской, что она никогда не может сказать: воспитание — это не ее дело. Нахождение в стенах светского вуза с понятным стилем общения, понятными привычками не способствует воспитанию. Другое дело, что нам необходимы контакты, совместные мероприятия, перекрестные курсы со светскими университетами — все это очень хорошо, и я убежден, что такие контакты нужно можно только приветствовать.

www.patriarchia.ru